1. Белая толстовка с глубоким капюшоном.
2. Плотные синие джинсы известной марки.
3. Кеды черного цвета.
4. Спортивный рюкзак черного цвета.

Общее описание внешности:

Обращение с оружием:
- Настрелял порядка 30 часов из «макарыча» и «калаша».

Специальные:
- Имеет обширную базу знаний по Зоне Отчуждения.
- Способен долгое время обходиться без сна, еды и воды (но потом может проспать дня четыре кряду).
- Способен мгновенно анализировать любую поступающую информацию.

Общие:
- Не курит.
- Не употребляет алкоголь.
- Знание языков: Английский, украинский, испанский.
- Отлично готовит как на костре, так и "в домашних условиях".

1. Двухэтажный дом на окраине «Чернобыль-6».
2. Пистолет Макарова (+ 3 полных магазина).
3. Артефакты «Каменный Цветок», «Медуза» и «Огненный Шар» (в контейнерах).

…Жили-были в большом и очень богатом городе три сестрички - чем не начало для сказки? И прозывали сестричек за глаза Киска, Крыска и Зайка. Метко прозвали, ничего не скажешь.
Киска нравом и повадками была не кошкой, а именно киской - балованной, капризной и глупой. И когда соседские кумушки поучали дочерей - мол, не умничай, мужчинам слишком умные женщины не по душе, - девицы неизменно спрашивали, отчего же тогда никто так и не присватался к Киске, раз мужчинам только дурочки и нравятся. Но представить себе мужчину, способного взять в жены Киску, не смог бы даже городской сумасшедший. Киску, впрочем, это мало волновало. Она слишком любила себя, чтобы хоть немного внимания уделять кому бы то ни было еще, даже поклоннику.

И уж тем более никто и никогда бы не женился на Крыске - неглупой, но тиранически властной крохоборке. Чертами лица и фигурой Крыска ничуть не уступала своей старшой сестре, но рядилась в такие заношенные обноски, что выглядела облезлой, как крысиный хвост. Впрочем, как раз у Крыски когда-то жених был - милый юноша, начитавшийся романтических книг и возмечтавший спасти Крыску от семейной тирании. Однако у жениха все достало ума приглядеться к невесте и сообразить, что если Крыска и жертва, то только своего неисцелимо мерзкого нрава и скупости, зато любой, кто попадется Ей в зубки, будет обглодан до костей. С перепугу юноша разорвал помолвку и женился на горничной своей матери - это было не менее романтично, но куда более разумно.

А Зайка… Ну, Она и есть зайка. Серенькая и перепуганная. Зайки, Они все такие. Серенькие и пугливые. Кроткие и неприметные. Киска и Крыска были у всех на устах - но о существовании Зайки едва ли помнило человек сорок. Любого встречного спроси, и Он Тебе расскажет, что собой представляет Киска в ее кокетливых платьях и Крыска в обносках, - но затрудниться припомнить, как выглядит Зайка.

Однако, из трех сестер, именно Зайка все-таки вышла замуж. Злые языки поговаривали, что не сколько вышла, сколько сбежала от сестричек ненаглядных. Зайки, Они ведь очень быстро умеют бегать, если есть куда бежать. А от Киски с Крыской - поживи с Ними в одном доме, да под Их властью, Тебе любое захолустье манной небесной покажется, любое чучело - принцем несказанным. Кому, кроме Зайки, такой супруг нужен? Не слишком молодой, сутуловатый, мешковатый, с залысинами на висках. Опять же всего богатства - крохотный обшарпанный домик на Украине да скудное жалование в пять тысяч. А большего жалования школьному учителю и не полагается.

Как говорится: «Всякий споет, да не всякий певец, каждый спляшет - да не каждый танцор». Да кто, кроме неудачника, средь бела дня в здравом уме на Зайку польститься? На засидевшуюся в девицах бесприданницу Зайку? Кому оно нужно, такое «сокровище»?

Примерно так, за глаза, и судили городские сплетники. И ошибались…

Школьный преподаватель вовсе не был неудачником. Разве можно называть неудачником того, кто с удовольствием занимается любимым делом, притом с незаурядным талантом? Да, преподавателем Он был очень и очень слабеньким - зато учителем прекрасным. А еще Он был умным и хорошим человеком. Ученики в Нем души не чаяли. И никто не умел так, как Он, открывать и развивать скрытые дарования - не только в философии и не только у учеников. Кто, как не Он, сумел разглядеть в Зайке неброскую красоту и тихую прелесть? Неприметный школьный учитель умел видеть и любить - любить так, как и не снилось никакому прекрасному принцу. Да и зачем Зайке какой-то там принц, если Ее любит настоящий Человек…

В сказках влюбленные не только женятся, но и живут потом долго и счастливо. Зайка и учитель жили очень счастливо - но недолго. Они прожили вместе десять лет - а потом странная болезнь унесла Их обоих, оставив сынишку, семи лет отроду, сиротой. Закон запрещает отдавать в приют сирот, у которых есть родственники, тем более состоятельные - а Киска и тетя Крыска никак уж не бедствовали…

Влада жалели не только за сиротство, а и за то, что лучше бы Ему в приют попасть, чем к Киске с Крыской на хлеба… Но закон есть закон.

В тот самый день, когда бледный, отощавший после болезни, заплаканный Влад оказался в доме у теток, Крыска рассчитала гувернантку. Служанка, надо сказать, особо не горевала - Ей не так трудно найти место получше. Скорее уж похуже не сыскать - платят в обрез, лентяйкой честят на каждом шагу, а работать приходилось за двоих. Довольна была и Крыска - семилетний мальчишка станет исполнять ту же двойную работу даром, да не просто даром - пусть еще спасибо скажет за тот кусок хлеба, которым Его десять раз на дню попрекнут!

Кусок хлеба, щедро приправленный попреками - единственным, на что тетушка Крыска была щедра, - не лез в горло, несмотря на постоянный голод. А есть хотелось постоянно - Влад задался ростом не в мать и не в отца, а в какого-то там троюродного деда, не иначе; вверх тянулся быстро, как тополь, не успевая окончательно износить купленные на рынке одежки. Ну чем не сказка о злых мачехах и кроткой падчерице? Да тем, что не сказка, а жизнь. И молча терпел капризы Киски и попреки Крыски Влад не из кротости, а из гордости. А гордости в тощем долговязом заморыше было много. От постоянного недоедания, недосыпания и усталости у Влада кружилась голова, иной раз Ему случалось и потерять сознание. Влад работал по дому до изнеможения, скрывал обмороки, сам латал порванные о какой-нибудь гвоздь обноски - и не стыдился заплат, не опускал головы, не старался прошмыгнуть втихомолку мимо одноклассников. Он и вообще мало переменился в повадках, хотя жизнь оставила в Его душе так мало от прежнего Влада, что Он сам себя не узнавал, - но внешне никогда этого не выказывал. Никак - за единственным исключением: Он никогда, ничего и ни у кого больше не брал в подарок, даже будь подарок трижды желанным, даже будь это сущая мелочь. Никогда и ничего. Не принимал - и сам не дарил.

Школьные приятели не обижались. Что сам не дарит - так у Него и нет ничего своего, а что подарков не принимает… ну, неловко же принимать, зная, что не сможешь отдать. Нет, никаких обид, что Вы - приятели Его отлично понимали… или, по крайней мере, думали, что понимают.

На самом деле приятели едва ли могли понять, как переиначило Влада житие не то приемышем, не то и вовсе дармовым слугой в доме Киски и Крыски. Слишком уж тяжко Ему дались попреки куском хлеба. Для него больше не существовало таких слов - «подарок», «даром», просто так»… какая уж там сказка - да явись к нему самая что ни есть разволшебная фея с мешком подарков, парень просто не понял бы, чего Она от него хочет! Что это за зверь такой диковинный - «подарок»? Что это такое «даром», «просто так»? Думаете, Влад не знает, что это такое - «даром»? Отлично знает. Который год ест свой хлеб даром - и что в этом хорошего? Нет - никаких подарков, ничего задаром! Все - только заработанное, только заслуженное… и никак иначе!

А где его взять, это «заработанное и заслуженное»?

Ну да ведь Влад - не кроткая сказочная падчерица. Это Ей деваться некуда, кроме как замуж, а Он сам себе свою жизнь выстроит - не дармовую, не дареную, у него все для этого есть! Тяга к знаниям от отца, стойкость - от матери. Разве мало?

Влад любил и умел учиться - одного этого уже довольно. Вдобавок учение Ему давалось. А если прибавить к этому несломленную стойкость да помножить все, вместе взятое, на бешеную гордость и желание вырваться из западни…

Способный, работящий, стойкий, гордый, целеустремленный - ох как часто именно из такого материала жажда власти кроит завоевателей и ниспровергателей по своему вкусу! Однако если Судьба намеревалась создать из Влада нечто подобное, то Ей не повезло: власти несмышленыш не желал никогда. По правде, власть представлялась Ему чем-то на вроде тетушки Крыски. Нет, не власти хотела Его израненная гордость, а воли. Чтобы никто больше не попрекнул Его дармовым житьем. Чтобы Его уважали… а значит - чтобы Его было за что уважать. Влад уже почти забыл, что такое любовь, ведь любовь - это дар, а подарки не по Его части. Но Он очень хорошо понимал, что такое уважение - это такая штука, которая никогда не бывает дармовой, а только заработанной. И парень честно зарабатывал и уважение, и будущую свободу.

Он учился с той настойчивой целеустремленностью, которую дети обычно приберегают для игр, - но меньше всего Владу доводилось играть: недоставало сил и времени. Однако возраст требует своего - и Влад играл цифрами вместо мячей, мастерил выводы, как Его сверстники - деревянные клинки, строил умозаключения, как бумажные лодочки, нацеливал доводы, как стрелы из лука. Знание было Его Миром - желанным и манящим; Миром, в котором нет капризной Киски и сквалыжной Крыски, Миром, прочным, как фундамент родительского дома, и ярким, как цветы на клумбе перед ним. Миром, где над Ним никто не властен. Миром, куда Он уходил, чтобы окрепнуть и набраться сил для повседневной жизни. Миром, который ничего и никогда не дает даром.

Отличников обычно недолюбливают, даже если Они охотно подсказывают и дают списать, - но к Владу одноклассники никогда не цеплялись, хотя Он никогда не подсказывал и не давал списать. Зато Он всегда был готов объяснить любому решение непонятной задачи или помочь разобраться с трудным текстом. Ну а учителя так и вовсе благоволили к не по летам старательному подростку. Они не могли не понимать, что стоит отличная учеба вечно голодному, усталому и не выспавшемуся Владу, задерганному капризами Киски и придирками Крыски, куда больших трудов, чем Его более благополучным сверстникам. Любой из учителей, даже самый требовательный, был бы рад поставить Ему в дневник отметку выше заслуженной, случись в том надобность. Однако надобности такой не возникало ни разу: пусть учителя никогда и не придрались к нему, зато Он делал это сам. Он придирался к себе свирепо, безжалостно, не давая ни спуску, ни подачки. Знания - Его будущая свобода. Влад учился с тем же усердием, с каким пленный раб пилит свою цепь. Закон разрешает покинуть дом родителей или опекунов в четырнадцать лет, если Ты можешь себя прокормить, - и Влад не собирался оставаться у тетушек ни часа сверх этого.

В день своего четырнадцатилетия Влад пришел к попечителю школы и попросил у него дозволения сдать экзамены экстерном, за все оставшиеся три года учебы - ведь без свидетельства об окончании школы Его не примут ни в одно высшее учебное заведение. Попечитель позволил охотно: если кому и учиться в ВУЗ’ах, так это Владу. Ну и что же, что годами не вышел, - зато талантом взял! Держать мальчика в школе еще три года - просто преступление! Мало ли что может приключиться с дарованием, если нет возможности упражнять его, как должно? Еще погаснет, чего доброго. Нет уж, пусть юный Владик сдает все экзамены за выпускные классы сейчас и отправляется в любой из университетов! Школа Ему еще и рекомендации выдаст великолепные.

Экзамены Влад сдал блестяще. Дверь на свободу распахнулась.

Когда Он объявил о своем отъезде, произошел вполне ожидаемый переполох. Тетушка Киска испуганно мяукнула о том, какие жуткие и несусветные тяготы ожидают мальчика в злом мире - нет, надо быть просто сумасшедшим, чтобы променять верный кусок хлеба и надежный кров на неизвестность будущего. Тетушка Крыска попросту объявила, что оплачивать из своего кармана юного дармоеда не собирается. Юный дармоед вежливо попрощался с тетушками - и отправился в путь без гроша в кармане.

В столичные ВУЗ’ы Влад соваться и не пробовал. Безденежного мальчишку-побродяжку не то что в университет - на порог не пустят. Ну так на столичных университете свет клином не сошелся - и в округе найдется не хуже. Такой, где на Его возраст посмотрят сквозь пальцы, зато к хвалебным отзывам отнесутся внимательно. Такой, где на основании этих отзывов Его могут принять без всякой платы.

Экзамены на поступление Влад сдал блестяще. О плате за обучение Ему заботиться не приходилось. Однако тетрадками сыт не будет, а из учебников себе дом не построишь - притом ведь и их надо было на что-то покупать. Влад устроился уборщиком на кафедре - плата была невелика, зато Он получил в свое распоряжение каморку под лестницей, где хранились ведра и тряпки. Там Он обитал - а по ночам мыл и драил полы в тех самых аудиториях, в которых утром восседал с таким видом, словно это и не Он чуть не до утра наводил блеск на половице. А что тут такого? В доме тетушек пареньку приходилось работать ничуть не меньше. Он мыл полы - и учился, учился, учился…

После первой же сессии Влада внесли в число стипендиатов. К началу второго курса Он уже располагал уютной комнатой в городе. На третьем курсе Его приняли лаборантом на ту самую кафедру, где Он был поломойкой. К четвертому курсу Он вел самостоятельную научную работу и на лекции являлся скорее порядка ради, нежели по необходимости. Соученики, поначалу видевшие в нем мальчишку, очень скоро зауважали Его - и Их уважение было Владу гораздо дороже, чем Их же приятельство. Набивайся Он к однокурсникам в приятели сам, и не видать бы Ему ничего, кроме снисхождения, - но Он никогда не навязывался, всегда был готов помочь с учебой, нос не задирал и не подлизывался… Отчего бы не водить приятельства с таким парнем? И когда декан предложил Владу после окончания университета остаться на кафедре младшим преподавателем, это не вызвало нередкого в подобных случаях всплеска враждебности. Напротив - кому и предложить должность при кафедре, как не Владу? Если кто и заслужил ее, так это Он. А что молод до неприличия… так ведь талант возраста не разбирает.

Новые коллеги по кафедре все же встретили поначалу назначение Влада настороженно: ишь, из молодых да ранний - наверняка ведь рвется карьеру делать! Вот начнет подсиживать, да по головам вперед лезть.. но нет, Влад не лез по головам и не подсиживал никого. У него и мысли не было такой, не могло возникнуть. Подсидеть, оттолкнуть кого-то, пролезть вперед, взять плату, должность или известность, предназначенную другому, взять не свое, не заработанное, а значит - и дармовое…

Для Влада это было не просто низостью, а чем-то и вовсе невообразимым. Приметив, что молодой учитель не рвется к кормушке и работает на совесть, коллеги успокоились. Они посчитали Влада юношей хотя и талантливым, но лишенным честолюбия - и ошиблись. У Влада оно имелось в избытке, но не бросалось в глаза, потому что при всем своем бешеном честолюбии Он был полностью лишен тщеславия. Внешняя, показная сторона успеха для него не значила ничего. Другие могли сколько угодно соблазняться дутой славой или легкими деньгами, уходить с кафедры на должности пустопорожние, зато блестящие, менять научную работу на синекуру.

Они уходили. Влад оставался.

Научная работа, диссертация, преподавание… Молодой, многообещающий мэтр все, за что брался, делал на совесть. Этого нельзя было не признавать. Талантливый, добросовестный, безупречно вежливый. Здание Его жизни выстраивалось по кирпичику, медленно и постепенно - зато таким, как и хотел Влад, как надумал… И Его не беспокоил легкий холодок, задувающий в щели. Влад не замечал этого холодка - потому что не помнил уже, что бывает иначе, что может быть иначе…

Но даже если бы и заметил… а на что Ему жаловаться? Не только коллеги - студенты и те уважали Его безоговорочно. Не боялись, хотя больше никто к Ним так не придирался, - а вот именно что уважали. Влад никогда и никому не ставил оценки «за красивые глаза» - но всегда был готов потратить сколь угодно времени на студента, пропустившего лекции по болезни или безденежью. И платы за этот труд ни брал никогда. Он возился с любым, кто действительно хотел учиться, и умел объяснять не просто понятно, а захватывающе. Он всегда был справедлив и не прогибался ни перед властью, ни перед деньгами. Таких, обычно, недолюбливают, хоть и уважают.

Но с коллегами Влад ладил - несмотря на свое явное нежелание одалживаться, принимать что бы то ни было. Это очень мешает жить, создает репутацию брюзги, склочника и нелюдима, но Владу прощали то, что считали причудой. По общему мнению, не бывает гения без придури - а то же самое мнение давно уже определило мэтра Влада в гении, хотел Он того или нет. А Влад, к слову сказать, не хотел - но Его мнения, конечно, никто не спрашивал.

И девушки, которые на него заглядывались, тоже не спрашивали. Ни Его, ни маменек своих заботливых… Хотя, маменьки дочек своих одобряли. Ну чем не жених? Такой молодой - а уже доктор наук, со временем, глядишь, и ректором станет. И из себя видный, красивый. И особу свою не балует… Ну, так мужчине и не особо положено, пусть балует жену, а уж Она - Его.

Но Влад не собирался баловать жену, - потому что не собирался жениться, - а уж себя не более, чем необходимо. Не привык, не умел, да и не хотел. Баловство - это ведь тоже дармовщина. А Влад даже улыбки чужой, Им не заработанной, даже не принял бы - что уж говорить о чем-то более серьезном…

Только заработанное, только заслуженное…

Но разве он заслужил то, что с ним стряслось? Разве такое и вообще можно заслужить?
Такое может только случиться.

Он ехал в столицу, чтобы прочесть доклад на конференции, - и был уверен, что после доклада если и вернется назад, то очень ненадолго. Он рассчитал и расчислил свою жизнь, как рассчитывал примеры у доски, как математические формулы. Но Зоны, этой таинственной и смертельно опасной тридцати километровой территории в Его планах не было.

Когда Влад не прибыл на конференцию, никто даже не начал волноваться. Наверняка, застрял где-нибудь в пробке. Или, самолет отменили, - вон какие тучи над городом! Но на третий день, когда собрались все докладчики (в числе которых, были и приятели Влада!), народ стал волноваться. Через день друзья решили выяснить, куда же пропал молодой гений: подняли на ноги милицию, обзвонили всех знакомых, даже тетушек расспросили, не был ли Влад у Них. Те только головой помотали. На пяты сутки выяснилось, что Влада и вовсе не было на самолете, которым Он должен был лететь. Он словно испарился…

…Где-то в глубине дома чуть слышно скрипнула половица, и ее скрип разом прервал череду воспоминаний и горьких мыслей. Влад вздохнул с облегчением: меньше всего Ему хотелось предаваться пустопорожним раздумьям. Он вообще был не из породы любителей расчесывать болячки и растравлять раны. К чему поить кровью сердца свой вчерашний день, создавая монстра - незримого для остальных, но хищного и опасного, монстра, который не успокоится, пока не высосет жизнь из своего создателя досуха, до последней капли?

Есть люди, которые просто не могут, не умеют иначе. Влад таковых всегда жалел, но несколько со стороны - как здоровый, отроду ничем не болевший человек жалеет больного или калеку: зная о Его страдании, но не понимая. Впрочем, еще неизвестно, кем сейчас стал Влад - тем самым калекой, или все еще, более-менее здоровым человеком.

Вот уже два года Он бьется над загадкой, которая привела Его сюда, в родительский дом. В дом, где погибла Его мать и отец. В дом, от чего-то не кажущийся своим. Здесь, в этом чужом Ему доме, Влад чувствовал себя нежданным гостем, которого занесло с деловым визитом, когда хозяин дома отлучился, и теперь приходится ждать Его возвращения. Все вокруг чужое, все вокруг не свое - не снимешь без спроса чужую книгу с полки, чтобы скрасить досуг, не станешь рыться в чужом столе… Остается только ждать, покуда хозяин вернется. Ум томится подневольным ожиданием - сам не заметишь, как примешься перебирать, что ни попадя… а хозяина все нет и нет. И не будет - потому что Твой это теперь дом, мэтр, Тебе в нем жить.

И дом Твой, и камин, в котором горит огонь, Твой, и обстановка в доме Твоя, и вот эти кипы бумаг на столе Твои. Все это принадлежит Тебе.

Принадлежит?

Влад не мог ощутить этот дом своим, невзирая на все прошедшее время и усилия, а себя - хозяином этого дома. Он чувствовал себя гостем покойников. Если бы от Его покойных родителей осталась хоть какая-то мелочь - будь то чашка недопитого травяного чаю, или недокуренная трубка, Владу стало бы неизмеримо легче. Хоть что-то… что угодно, обозначающее прерванное присутствие. Но нет - от личных вещей родителей в доме не осталось и пылинки. Меблированный дом, каких много… Влад и сам снимал комнату со всей обстановкой, но она и была чужой, не притворялась своей, и вдобавок Он платил за нее. А этот дом - вроде бы и свой, а на самом деле чужой… чужой, незаслуженный, дареный…

Есть ли для Влада разница между подарком и ловушкой? Нет ее, этой разницы.
Дареное, чужое, не свое.
Ловушка.

И в ловушке этой - огромные знания, так привлекшие Его, мэтра Влада. Знания, способные изменить Мир к лучшему, или уничтожить Его на корню. Знания, способные повергнуть в страх целые армии. Знания, опасные для человечества. Знания о Зоне Отчуждения.

Про «Второй взрыв» на АЭС в Чернобыле знали все, хотя политики Украины и России тщательно пытались скрыть этот факт. Но, как не старайся, а нос на лице не спрячешь. Вскоре, многие журналы и газеты пестрели заголовками о том, что «надвигается очередной экологический кризис, связанный с еще более мощным взрывом на злополучной станции». Впрочем, украинские экологи заверили, что новое «радиоактивное облако», поднятое «Вторым взрывом», не ушло дальше тридцати километровой Зоны Отчуждения. В качестве обеспечения безопасности, совместными усилиями всех стран был возведен Периметр - строго охраняемая территория вокруг Зоны, призванная предотвращать проникновение любого рода людей в Зону. Для Их же безопасности. О том, почему Периметр охранялся военными, состоял из неприступных ДОТ’ов и был окружен минными полями, люди не знали. Или, просто не хотели задумываться. Приятно, иногда, жить в неведении, принимая как данное склизкую полу-правду, сдобренную изрядной долей выдумок и горсткой наглой лжи.

Для чего Влад приехал сюда, Он и сам не знал. Просто, вместо самолета на конференцию, Он выбрал поезд, следующий до Киева. А оттуда - автобус, привезший Его к родительскому дому. Где не было ничего, кроме огромной кипы научной документации, несколько толстых папок с фотографиями непонятных монстров, да три компакт-диска с разнообразными данными и информацией по «аномалиям». Он не знал, что делать дальше…